И пели ей райские птицы. - Ника Январёва

– Ты похож сейчас на безумца, – тихо говорит Лиля, внезапно обрывая смех.

Павел берёт её косу и оборачивает вокруг своей шеи.

– Я повешусь, если ты не перестанешь улыбаться каждому встречному, – обещает он. Лиля отнимает косу:

– Только попробуй! – задиристо кричит. – Только попробуй! Я тогда, эгоист ты несчастный, непременно завалюсь на физике, не говоря уже про алгебру.

И опять непонятно: как к этому относиться? Чего она ждёт от него? Какой реакции? Когда ёрничает, а когда искренняя?

Добросовестно, по многу часов в день корпела над книгами перед каждым экзаменом: хотелось доказать «мистеру Всезнайке», что и она не лыком шита. И эксплуатировала Павла нещадно, требовала, чтоб сразу после работы приходил консультировать. А он, после утренней смены, начинавшейся в шесть, был голодным и чумазым выжатым лимоном, и язык заплетался, и глаза были красные от недосыпа: накануне в половине двенадцатого отпустила его беспощадная Лилька. Светлана охала и качала головой, подсовывая тарелку с едой брату под нос, прямо на разложенные тетради. Лиля с возмущением их отодвигала и нетерпеливо смотрела на жующего Павла, ожидая ответа на мучающий её в данный момент вопрос из квантовой физики. И Павел отвечал, с трудом ворочая непослушным языком и едва удерживая тяжёлые веки. И опять только поздним вечером удавалось избавиться от назойливой мучительницы. Это когда он уже в полусне неразборчиво бормотал Лильке лекцию, не реагируя на вновь заданные вопросы.

Но по привычке ли, по чьему-то злому умыслу, а не поставили выпускнице по ненавистным предметам вожделённой «четвёрки». Разгневанная, сразу из школы понеслась Лилька на берег. Ветрено было, река бушевала, кидалась брызгами. И Лилька бушевала, в тон ветру выкрикивая самые «страшные ругательства».

Павел нашёл её не сразу. Она, разлохмаченная, обрызганная свирепой волной, не менее свирепо глянула исподлобья.

– Да! Вот такая я бестолковая тупица! – бросила ему в лицо.

– Ну и что! Я люблю и такую!

Ей послышалось? Павел специально не очень громко произнёс. Но её внимание отвлекла бумажка, которой помахал парень.

– Это повестка! У нас осталось всего несколько дней.

Что за повестка?! О чём он?

Павел подошёл вплотную, на ухо ей объяснил – порывы ветра усиливались, волны били о берег всё оглушительнее.

– Я ухожу в армию.

И школа провалилась в тартарары, и этот ненастный берег. Лилька всхлипнула и бросилась Павлу на шею. Её тонкие цепкие руки, которые оказались неожиданно сильными, обнимали так отчаянно, так крепко. Всё её упругое гибкое тело, до последней, казалось, косточки, впервые так явственно им ощущалось… Ветер больно хлестал её мокрым подолом по их ногам, трепал за волосы, швырялся каплями и твёрдыми песчаными крошками.

В Лилькиных полузакрытых глазах Павел заметил томную поволоку и нерешительно тронул её губы. Она не отстранилась…

Весть о скорой разлуке разбудила её либидо? Или испугалась, что так и останется нецелованной – неизвестно, сколь долго? Или не хотела запомниться Павлу закомплексованной недотрогой?

Тысячи труб победно гудели в его ушах: свершилось! Желанен! И сладко замирало в груди – в предвкушении… И чувствовал, как податливо тает в его объятьях опьянённая поцелуями милая мучительница… И он, конечно, откроет для неё тот ни с чем не сравнимый мир, который ему пришлось однажды покинуть – не по своей воле…

Но что за мерзкая булавка пытается уколоть Павла всё это время? Какая навязчиво колючая мысль пробивается сквозь радужные? Продралась, негодная. Растопырилась, загородила собою путь к блаженству. Нет, не может он поступить так, как поступили с ним – показав, подразнив, отобрав. Слишком хорошо помнится Павлу та безысходность, та вселенская пустота, что обрушилась на него после отъезда Магды. Даже о самоубийстве как-то задумывался – он, стойкий к жизненным невзгодам. Не подло ли кидать в эту пропасть не подозревающую о подвохе доверчивую девчонку?.. А он перетерпит. Пересилит себя и в этот раз.

Он целует её глубоко – «по-взрослому», нежно касается пальцами пылающих щёк. Телепатически почти слышит звуки желания и страха, рвущиеся из её души. Отрывается и шепчет в самое ухо:

– А дальше – после свадьбы.

Лиля склоняет голову ему на плечо. Он перебирает спутавшиеся волосы… И оба только сейчас замечают, что успокоился ветер и их обступили со всех сторон поздние сумерки.

Переглядываются с растерянными улыбками – точно очнувшись от наваждения. Медленно возвращаются, обнявшись…

Облачко набегает на лоб девушки.

– Покажи повестку, – просит она и считает по пальцам оставшиеся дни. Делает недовольную гримаску. Искоса, с затаившейся хитринкой взглядывает вдруг на Павла.

– А что ты сказал перед этим?

Парень, ясное дело, изображает полное непонимание.

– Да это ветер шумно дул, тебе послышалось, – неискренне отпирается он. Но его насмешливые глаза!

Лилька бодается виском и хихикает:

– Врёшь! Всё ты врёшь!

– Конечно, вру, – шепчет Павел, целуя её в подъезде… Куда так некстати вошёл Олег. Лиля ойкнула и сбежала – вверх по лестнице, домой. Мужчины остались одни. Олег неодобрительно крякнул, не отрывая взгляда от носков своих ботинок.

– Скоро в армию, – показал Павел повестку.

– Тем более, – буркнул Олег. Его неприветливые стальные глаза буравчиками упёрлись в чёрные спокойные глаза Павла. Который на невысказанный вопрос покачал головой:

– Нет.

– Что «нет»? – хорошо поняв, всё-таки ещё утяжелил свой взгляд Олег. Его дальний родственник – по линии жены – метнул из-под бровей гневную молнию.

– Я не сделал с твоей сестрой то, что ты сделал с моей, – ровно, с расстановкой произнёс «нагловатый юнец», как в тот момент про себя окрестил его визави. Уверенной неспешной поступью правого Павел прошагал к выходу. Олег проводил его высокую спортивную фигуру почти неприязненным взором – слишком независим, слишком горд… Но ведь и серьёзен, трудолюбив, ответственен. И понятно, почему девчонки типа Лильки сохнут по таким. Понятно, а неприятно, чёрт возьми! И как хорошо, что светленькая мягкая Светлана ничем не похожа на своего несгибаемого братца.

Глава 6. Шалят…

Лиля проводила своего солдата горючими слезами. Олегу даже пришло на ум: «Как по покойнику убивается». Не выспавшееся бледное личико казалось повзрослевшим, точно за последние сутки вчерашней школьнице пришлось много пережить. Но нет, всего лишь сидели, тесно прижавшись, в её комнате: Олег не отпустил «на волю», сам за ночь тоже глаз не сомкнул. Отчётливо слышны были в тишине его беспокойные шаги. Ушёл, правда, рано, в утреннюю смену на завод. Перед этим вызвал Павла в коридор.

– Смотри мне! Башку отверну!

– На молоке обжёгся, теперь на воду дуешь, – устало отозвался тот. Не было в «черноглазом нахале» ни гонора, ни выправки, ни бравады превосходством. Олег понял: и этот весь исстрадался. Скорей бы уж покончить с вымотавшей всех мелодрамой. И выскользнули из памяти первые дни собственной службы – шесть лет назад. «Вот уж там всю дурь из тебя повыбьют!» Но беззлобно подумал, с сочувствием даже.

– Ты, Пашка, зла на меня не держи. Лилька – она ж такая… Сам знаешь, короче. А тебе выдержать желаю, чтоб не сломали там. Таким, как ты, там хуже всего приходится. Да… Ну, бывай, браток! – протянул широкую мозолистую ладонь, которую Павел с чувством сжал. И на этот раз не были похожи на скрестившиеся клинки их взгляды.

Отрыдав положенное, Лиля с головой ушла в домашние дела. Конечно, Светлане только в радость была круглосуточная помощница. Но как же тяжело выносить рядом присутствие вечно угрюмого человека!

– Лиля, а куда ты собираешься пристроиться? Школа-то тю-тю, а тунеядцы и нахлебники в нашей стране не одобряются, – с наигранной весёлостью произнёс Олег как-то за ужином. Девушка откликнулась сразу, очевидно, эта тема была обдумана:

– Да в культпросветучилище пойду, на библиотекаря. Там вроде бы точные науки не сдают.

– И будешь всю жизнь, как…

– И буду всю жизнь, как! – нервно перебила брата Лиля и выскочила из-за стола.

– Что я такого сказал? – воззрился Олег на жену.

– Письма ещё не было, она вся на нервах. Не трогай её пока, Олежек, это понемножку пройдёт, – Светлана мягкими пальцами коснулась руки любимого мужчины – и тоже поинтересовалась:

– Да, а что ты имеешь против библиотекарей? Тихо, спокойно, с книжками… Лучше уж с книжками, чем с капризными больными, по-моему.

– Чего ж сама в медики пошла?

– Так не подумавши! – рассмеялась Светлана. А потом призналась:

– Не больно я до книжек-то, это Павлик и за меня, и за себя. Да и сестричка твоя – книжная мечтательница.

Олег, расслабившись было от смеха жены, вновь напрягся.